Недавно представленная в столичном Каролинуме книга Томаша Гланца SOUOSTROVÍ RUSKO «Архипелаг Россия» с подзаголовком «Иконы постсоветской культуры», рассказ о которой мы начали на прошлой неделе, поможет сориентироваться чешскому читателю в том, какие творческие маршруты пересекают безбрежное — особенно с точки зрения жителей не столь обширной страны — культурное пространство России последнего двадцатилетия. Беседу с автором книги продолжит Лорета Вашкова.
«Архипелаг Россия» — Вам как автору насколько пришлось себя внутренне дисциплинировать, может быть, даже в такую умозрительную кольчугу заключить для того, чтобы подобраться к явлениям и тенденциям, которые Вы описываете в книге — на мой взгляд, со стремлением к максимальной объективности?
— Объективность в данной книге скорее такое утопическое желание, поскольку нельзя составить список таких критериев, на основе которых можно было бы определить, кто из современной русской культуры является важным, а кто менее важным или совсем как бы без значения. У нас, конечно, нет такой возможности, нет набора таких критериев, так что в конечном итоге пришлось перейти к личному взгляду. Но этот индивидуальный взгляд действительно был дисциплинированным, как Вы выразились.
Именно так – это не должна была быть подборка мне самому близких авторов или поэтических, эстетических тенденций в современной русской культуре, а некий обзор очень разных явлений. В этом плане «Архипелаг Россия» — разные острова, которые виртуально тесно связаны друг с другом через, скажем, такую стихию русской культуры, русского языка – там, где речь идет о литературных произведениях или месте происхождения этих явлений. В этом плане Россия для этой книжки является необозримым архипелагом, из которого было выбрано несколько островков, которые являются в определенном смысле значимыми.
Значение этих поэтических направленной обсуждается в эссе, представляющими из себя некий стержень отдельной главы, продолжает Томаш Гланц.
Томаш Гланц (Фото: fra.cz) — Но и, кроме того, есть такая фактографическая часть, посвященная каждому из авторов, и интервью с этими авторами. Причем это такие странные интервью, возникшие не только на основе моих собственных бесед с авторами, но и на основе выбора цитат из других интервью. Мне показалось, что это не настолько важно, чтобы именно я задавал вопросы, а важно то, чтобы в этих беседах удалось выявить какие-то важные черты поэтики автора его собственными словами, выявить его отношение к собственному творчеству и вообще к тому, что он делает. И поэтому я таким паразитическим образом воспользовался тем, что уже было опубликовано — в тех случаях, когда мне показалось это важным. Там есть сноски на источники, из которых я некоторые цитаты скопировал. Так что в итоге идея такова – представить этих людей, которые, каждый по-своему, все-таки представляют современную ситуацию в русской культуре. Там (имеется в виду в книге – прим. ред.) все авторы сформировали свою поэтику только в постсоветский период или, в самых крайних случаях, только в конце советского периода, и они представляют совершенно разные миры.
И представители этих, как мне представляется, не густо заселенных миров, могут поразиться, по какому «адресу» их всех вместе прописали. Этого опасается Томаш Гланц.
— Я, конечно, со страхом, если не с ужасом, думаю, что они подумают, когда увидят — некоторые из них — эту книжку, поскольку они подумают, в какую странную компанию людей они попали. Людей, с которыми они себя не сочетают.
Владимир Сорокин — Например, Улицкая и Сорокин, которые, видимо, добровольно на одной литературной площадке не искали бы соседства?
— Совершенно верно. И, с этой точки зрения, это взгляд такого инопланетянина. И я, конечно, отдаю себе отчет, что я действительно как бы являюсь по отношению к русской культуре, хотя и очень страстно как-то ею интересуюсь, и очень уже давно, инопланетянином, поскольку приезжаю в Россию как иностранец, русский язык не является моим родным. И я эту ситуацию наблюдаю немножко …
— Отстраненно?
— Издали, да. Но, с другой стороны, мне кажется, что у этого взгляда со стороны, с какой-то другой планеты, есть и свои преимущества, поскольку она делает возможной какую-то наглость – я надеюсь, что это такая наглость, в которой чувствуется пиетет и уважение ко всему, о чем идет речь, но все-таки это наглость — сопоставлять.
— Может быть, более смелость, чем наглость?
«Космонавт» (Фото: Олег Кулик) — Но, это уже Вы говорите (смех). Позволить себе сопоставить как бы несопоставимое, и этот взгляд иностранца или человека, который не изнутри этой системы на это смотрит, а извне, он тоже по-своему уникален.
— Несомненно. А скажите, вот когда человек приступает к задаче, у него имеются определенные представления, а потом вот эта плоть этих исследований требует каких-то жертв. Может быть, происходит очная ставка наших изначальных планов и того, что действительность нам предлагает. На этой почве для Вас произошли какие-то открытия или, может быть, откровения?
— Откровения – безусловно. Я просто познакомился более подробно с творчеством тех авторов, которые в конечном итоге были выбраны для этого пестрого набора, где представлены не только писатели, но и художники, есть один композитор, один архитектор, два кинорежиссера, один театральный деятель.
— Мы упоминали в первой программе, посвященной выходу в свет сборника «Архипелаг Россия» о том, что в нем рассматривается творчество Виктора Пелевина, Людмилы Улицкой, Владимира Сорокина, Михаила Шишкина, Елены Фанайловой, Александра Бродского, Алексея Попогребского, Леонида Десятникова. К этим именам следует еще добавить Алексея Федорченко и Дмитрия Крымова, Павла Пепперштейна, Владислава Мамышева-Монро – и все равно мы не перечислили всех …
«Музей природы или Новый рай» (Фото: Олег Кулик) — В этом плане книжка довольно необычна, она опять достаточно еретически связывает представителей очень разных областей культуры, и, безусловно, для меня это было открытием во многих случаях, возможность познакомиться с их творчеством, необходимость сформулировать какие-то тезисы по отношению к их поэтике для меня была обогащающим процессом. А если Вы спрашиваете про какие-то разочарования или про то, чем я не доволен, если я правильно понял Ваш вопрос…
— Я не имела в виду ограничение именно отрицательным полюсом, впечатление может быть и противоположным, то есть, не только разочарование, а наоборот, открытия какие-то большие, которые могут быть даже сверх ожидания…
— Да — открытия, безусловно. Но что касается некоторого дефицита, то, конечно, я прекрасно отдаю себе отчет, что это какие-то наброски, что касается тезисов по поводу поэтики некоторых авторов. начало пути, где надо было бы разработать более подробно. В рамках этой книги это было невозможно, так как она стала бы пятитомником. Я надеюсь, что в будущем мои коллеги и я сможем как-то более интенсивно продолжить занятия искусством этих художников.
Например, есть глава, которая посвящена оригинальному современному фотографу Сергею Брадкову — он из Харькова, у которого уже большая известность и за границей. Я сейчас имел возможность читать лекцию в Братиславе, посвященную в том числе и его творчеству, и организаторы издают сборник, где можно было хотя бы на 15-20 страницах более подробно разработать то, что присутствует в этой книжке. Это, конечно, часть некоторого контекста, и я был бы счастлив, если бы она читателями воспринималась как некоторый импульс к дальнейшей работе, независимо от того, происходит ли она в мысли человека или на бумаге, но это мечта каждого автора.