С марта в репертуар Северо-чешского театра оперы и балета в Усти-на-Эльбе включен балетный спектакль «Гаянэ» на музыку Арама Хачатуряна. Оригинальное либретто не уцелело. Режиссер Владимир Нечас переработал его – не без косвенного участия Александра Сергеевича и Льва Николаевича. Об этом, как и о танце с «калашниковыми», мы беседуем с постановщиком.
К постановке режиссера подтолкнули размышления о военных конфликтах на Кавказе и, решив написать историю любви людей разных национальностей, Владимир Нечас вспомнил про вторую версию балета: либретто «Гаянэ» в 1957 году было изменено, и оно в большей мере касалось реалий Кавказа. Вспомнился режиссеру и рассказ Толстого «Кавказский пленник» и вначале он решил этот сюжет использовать на фоне событий «Кавказского пленника» Пушкина. Сюжет, тем не менее, возник иной, и история влюбленных развивается в атмосфере вражды между двумя народами на Кавказе.
Гаяне полюбит пленника и бежит с ним – беглецов, однако, вернут в деревню. Продолжает Нечас:
«Она его очень любит и еще раз его освобождает, но уже не бежит с ним, потому что понимает, что если бы она с ним убежала, то вся деревня будет ее преследовать, пока их не поймают». Поэтому Гаяне говорит своему возлюбленному, что она его никогда не любила и больше не хочет видеть, более того — она его прогоняет.
— Гаяне остается одна и принимает то, что, как она знает, за этим последует – ее ждет смерть, потому что на Кавказе есть свое понятие о чести, и мы знаем, о чем я говорю.
— Ее осуждают?
Владимир Нечас — Да, ее осуждают на смерть. Это тем тяжелее для нее, так как казнь обязан совершить ее собственный отец.
То есть, Гаяне умирает от руки собственного отца.
Нечас успожнил сюжет еще несколькими любовными историями, в результате чего зрителям придется разбираться с любовным четырехугольником – заметим, с перевесом на мужской стороне.
В. Нечас:
— Там есть еще такой исламский священник, мулла, который тоже влюблен в Гаяне, и жених, которого для Гаяне выбрал ее отец.
— Весьма своеобразным мне представляется то, что роль фанатически настроенного муллы в вашем балете играет, судя по фамилии, россиянин –Владимир Гончаров. Так ли это?
— Да, да.
— Он привнес в эту роль свои представления о характере этого экстремиста?
— Ну, конечно… Да, привнес. По-моему, эта роль ему очень подходит, он очень выразительный танцовщик
«Гаянэ» Режиссер Владимир Нечас признается, что ему всегда было жаль осознавать, что балет «Спартак» в некотором роде фаворизируется постановщиками, тогда как участь балета «Гаяне» сравнима с историей Золушки, только без хэппи-энда. И главной причиной, пробудившей интерес чешского режиссера к этому балету, по его же словам, является именно преклонение перед истинным шедевром Армена Хачатуряна.
«Там просто прелестная, замечательная музыка. К сожалению, этот балет не пользуется таким успехом и его не так часто ставят в театре, потому что там есть некоторые трудности для режиссера, как мы уже говорили в начале нашего разговора. Мне было очень жаль, что это так, потому что эту музыку я знаю уже с детства. Она всегда мне очень нравилась –немного таинственная, такой ориентальный колорит в ней есть, и, конечно, очень темпераментная.
И, конечно, выразить ее танцем очень хочется каждому танцовщику. Поэтому наш солист, Владимир Гончаров, взялся за это с удовольствием за эту роль и, по-моему, создал очень интересный образ».
— Когда я прочитала о том, что сабельный танец превратится в танец с «калашниковыми», то вспомнила про эпизод – кажется, это было, когда Редгрейв стала продюсером документального фильма «Палестинец», который она также озвучивала. И она в нем участвовала в сцене танца, именно с автоматом Калашникова. В связи с чем тогда группировка Jewish Defense League (она фигурировала как экстремистская) организовала даже пикеты во время вручения премии, потому что Редгрейв, думаю, была награждена… Вы как-то вдохновились этим танцем с «калашниковым» из этого фильма, или эта мысль возникла самопроизвольно?
«Гаянэ» — Нет, это появилось самопроизвольно, я этим не вдохновлялся. Просто там есть очень известная музыкальная штука, этот танец с саблями, и мне казалось, что будет очень неплохо, если сделаем первый выход муллы… И у меня не очень много танцовщиков, есть такой недостаток танцовщиков в Чешской Республике, и в том числе у нас, в театре. Поэтому я к этому мулле прибавил четыре, казалось бы, черные вдовы. Конечно, эти женщины преисполнены фанатизма и слушаются своих авторитетов просто беспрекословно, и они появляются в этом сабельном танце. И там есть такой фанатический танец, связанный с молитвой.
Современность сюжета «Кавказского пленника» я хотел выразить тем, что это все могло произойти даже вчера, поэтому эти сабли являлись уже немножко историческим приемом, да? Поэтому я взялся за эти автоматы.
— А скажите, в процессе работы над спектаклем вы полагались исключительно на свое чутье, или, может быть, возникли дискуссии в ходе подготовки и актеры привносили свой опыт и свои впечатления?
«Гаянэ» — Ну, конечно, – этот сюжет, – я когда приступил к нему в первый раз, даже не подумал, что он несколько противоречивый. У нас в театре есть несколько моих коллег из России, им казалось, что я показываю ислам с очень симпатичной точки зрения. Мы с ними об этом много говорили, потому что я не хочу делать пропаганду ислама. Наоборот, я боялся, что, может быть, какой-нибудь исламист придет за мной и будет спрашивать, почему я показываю ислам так несимпатично. Но, по-моему, я его показываю таким, каков он есть в этом регионе сегодня. Я, конечно, об этом много думал, потому что это, конечно, вопрос, вопрос ….
— Восприятия?
— Веры.
— Ориентальный колорит в вашей постановке подпитывается особой сценографией, художник – сценограф использовал для решения сценического пространства мотивы восточных ковров. Могли бы вы рассказать о сценографии этой постановки?
«Гаянэ» — Да, сценография очень интересная, но несложная. Это пастельные цвета, — чтобы они хорошо сочетались с костюмами, а ковры имеют очень интересную роль в этой сценографии. Мотивы этих ковров – автоматы, это само по себе ….
— То есть, в этот орнамент ковров вписан мотив «калашниковых»?
— Да, да, точно так. Я помню, как мой друг 50 или 40 лет назад был где-то в Узбекистане и пошел там в магазин с коврами. Просматривал один, второй, третий, открыл часть прекрасного ковра. Но когда полностью его развернул, увидел в середине большую голову Ленина. Тогда там просто были очень интересные орнаменты – актуальные, потому что Ленин, конечно, в свое время был очень «интересный». И мы эти ковры немного актуализировали, то есть, не я, а сценограф. И, по-моему, сцена выглядит очень неплохо.