Наш рассказ, приуроченный к чешскому Рождеству, посвящен Вере Гулициусовой, одной из немногочисленных членов пражской женской духовной общины, посвятивших себя уходу за больными, принявшей в монашестве имя Магдалены. Монахиней ордена елизаветинок, основанного св. Елизаветой, девушка стала всего лишь в возрасте 22 лет. Живет она в монастыре святой Елизаветы неподалеку от Альбертова. Нередко сестру Магдалену можно увидеть в саду монастыря, где она «беседует» с пчелами или учит пчеловодству своих подопечных из Девичьей школы, куда ее отвозит трамвай почти каждое буднее утро.
Возможно, именно монастырский сад роднит эту духовную обитель с ее отчим домом, с прилегающим к нему садом в городке Нове Страшеци, где вырастала будущая елизаветинка. Старшая из трех сестер в семье уже было собралась стать садовницей и опорой не дождавшемуся рождения сына отцу в его деле, однако, будучи в возрасте 19 лет, решила, что настоящее ее место в монастыре.
— Моя семья была неверующей, или, точнее, верующей наполовину: мама — католичка, но не практикующая, отец не причислял себя ни к одной из церквей, хотя его родители были гуситами, он верит в природу, то есть, я не вырастала в вере Христовой. К вере я потянулась на шестнадцатом или семнадцатом году своей жизни, и это был огромный перелом в моей жизни. Я стояла перед вопросом: посвятить ли себя и все мое время своей семье или же другим, тем, кто нуждается в помощи.
— Вы чувствовали уже тогда, что Вас больше, чем занятия со старыми людьми, привлекает работа с молодежью?
— Именно с теми из молодых, кто оказался под какой-либо угрозой или пережил нечто подобное, как я в детстве. Мне хотелось создать для них хотя бы маленький тыл, место, где они будут выслушаны и поняты, но я все еще колебалась и не могла решиться на конкретный шаг. Только после того как я встретилась со своим будущим крестным отцом в Пругоницах и беседовала с ним о том, что такое есть вера, мое решение окрепло — в возрасте 16-17 я приняла крест и вступила в католическую общину сестер елизаветинок.
Девушка знала, что в преобладающем большинстве монастырей в послушение принимают лишь по прошествии многих лет после крещения – ей же обряд крещения еще только предстоял…
— Поэтому я в один прекрасный день пришла к елизаветинкам, испытывая большие сомнения в том, что меня могли бы взять, и проштудировав задолго до этого, к кому и как следует обращаться с такой просьбой и подобные вещи. Я попросила пригласить мать-настоятельницу, и ко мне вышла самая пожилая сестра. Я попросила ее принять меня в монастырь, на что она прореагировала словами — что ж, отлично.
Только вот, говорю, загвоздка — я пока еще не крещеная, покрестят меня где-то только через месяц. Я очень боялась, что она скажет «нет», но настоятельница сказала: «Tак как и в миру, так и здесь ты можешь дождаться своего крещения». У меня с души упал огромный камень.
Известно, что орден елизаветинок является больничным — до этого большинство его сестер имели какое-нибудь медицинское образование и Магдалена (она тогда еще была послушницей) опасалась, что ей придется учиться минимум нa медсестру и что эта учеба будет весьма крепким орешком для нее, так как до этого она заканчивала среднюю школу по профессии «садовница» (в городе Мельник неподалеку от Праги).
— И тут меня ожидал сюрприз – мне сказали, что мне не понадобится учиться в медицинской школе, но следует пройти определенный курс Катехизиса, чтобы потом я была способна помочь людям найти веру. Я радовалась этому и чувствовала, что как бы еще одна дверь передо мной открылась. Мы являемся совсем маленькой монашеской общиной и с самого начала меня посвящали в различные общие заботы, проблемы и мероприятия ордена. Это, я думаю, было именно то, что мне подошло, потому что если бы я оказалась в полном уединении, среди четырех стен два-три года и прервала связь с миром, в котором решаются обыденные проблемы – наверное, это был бы шок, который смог бы повлиять на то, что я бы покинула монастырь.
В тот момент, рассказывает Магдалена, она была довольной тем, что ее приняли в монастырь, и все же ей явно не доставало ощущения, что она живет согласно своему высшему предназначению. Она уже завершила курс Катехизиса, к ней приходили люди, но, тем не менее, ее не покидало чувство, что это все еще не те люди, которые более всего нуждаются в помощи извне.
— И вот однажды был праздник, к нам пришли братья из Ордена и монастыря Крестоносцев Красной звезды, на территории которого располагается пражская Католическая девичья школа. Я спросила одного из них о том, не знает ли он о какой-нибудь возможности работать с проблематичной молодежью, которой угрожает какая-нибудь опасность. Он засмеялся в ответ и говорит — у нас есть школа, где никто из духовных лиц долго не выдерживал работать. Попробуйте, говорит, я справлюсь об этом у директора. Дело было летом, а зимой мне позвонили из этой школы с тем, что один из служивших там монахов уезжает учиться, и заменить его некому.
Сестре Магдалене предложили работать вместо него и вначале доверили подготовку девушек к конфирмации – это обряд совершения таинства миропомазания.
— В школе я уже три с половиной года и помимо прочего, работаю в роли педагога по рисованию и в творческой мастерской, веду и другие кружки, например, кружок флейты. Я честно признаюсь, если бы у меня не было такого крепкого тыла, как мои сестры во Христе в монастыре, с которыми я могу поделиться своими заботами, а иногда и пожаловаться, я, наверное, не осилила бы эту работу. Потому что проблемы у наших учащихся – это, напомню, девичья школа – такие, что мне звонят и по ночам, или, например, среди наших учениц вдруг появляется новенькая, которую просто вышвырнули из дому. Интернаты же переполнены.
— А Вы иногда, я слышала, принимаете в монастыре на какой-то срок как раз девушек, которые оказались без крыши над головой?
— Да, мы иногда принимаем у себя девушек, которым некуда податься, чтобы они не очутились, например, в так называемых диагностических учреждениях, и некоторое время они у нас могут пожить.
В пражском монастыре святой Елизаветы всего три монашенки: аббатиса, мать Конзолата — в возрасте около сорока, потом бывшая аббатиса, ныне уже пожилая Бенигна – ей исполнилось 78 лет, а также героиня нашего рассказа. Одной из них Магдалена по возрасту годилась бы в дочки, а другой — во внучки.
— Учитывая то, что моя биологическая семья уж такая, какая есть, и я с нею не поддерживаю связей – лишь с отцом мы иногда видимся, и после длительного периода времени наши отношения с ним улучшаются – я воспринимаю это мое духовное сообщество, как большую семью. У меня такое ощущение, что сестра Бенигна приходится мне матерью, а сестра Конзолата – отцом, и я чувствую себя их ребенком, который развивается, ребенком, который может ошибиться. Ему есть к кому прийти со склоненной головой – его поймут, сказав, что такое может случиться с каждым.
Иногда сестрам приходится со мной нелегко, однако, они принимают меня со всеми недостатками, которые у мeня несомненно есть, признается весьма самокритичная Магдалена.
— Я должна признаться, что способна быть иногда противной – мы же люди, не ангелы, и в каждом из нас есть часть чего-то врожденного, и, конечно, от него самого зависит, как он обращается со своей собственной изначальной природой. Когда я утомлена или больна, или у меня плохое настроение, они первые, на ком это отражается. И мне иногда трудно справляться с некоторыми проблемами, когда, например, мать Конзолата и сестра Бенигна уезжают на какое-нибудь мероприятие из монастыря.
— Повлияли ли на Ваше решение стать монашенкой и глубокие психологические травмы с детства?
— Когда я решалась на вступление в монастырь, на меня, конечно, повлияло то, что я пережила в своей семье. Но если бы я вступила в монастырь лишь в стремлении затвориться от мира в четырех стенах, я бы и год здесь не выдержала, потому что проблемы есть везде: в семье, в школе и в монастыре. В том случае, когда монастырское сообщество достаточно большое, проблемы в отношениях между сестрами могут быть незримыми, так как вам вовсе не обязательно общаться со всеми, и так можно избежать конфликтов. Проблемы, однако, могут настать, когда в сообществе, например, лишь четыре сестры, и одна настроена против вас — противостояния тогда не избежать. Но я не хотела просто убежать, я хотела помочь тем, кто, как и я, столкнулся или сталкивается с проблемами в юности.
— А о создании своей собственной семьи Вы до этого не задумывались?
— Если бы у меня была моя собственная семья, ту работу, к которой меня так тянуло, к которой я так стремилась, я бы не могла делать и не могла бы посвящать себя тем, кто нуждается в помощи, почти 24 часа в сутки. Я нередко провожу на работе в школе 15 часов, а потом еще на горячей телефонной линии служу или как-то иначе включаюсь. Я бы не могла привести девочек, которых выбросили из их же дома, к себе домой.
Думаю, что такова была моя мотивация, хотя, конечно, не могу сказать, что я в этом абсолютно уверена. В школе я работаю более трех лет, а в монастыре живу уже семь лет. И все эти четыре года у меня была цель, но я не знала, удастся ли ее добиться. Уверенным в этом не может быть никто.
— Не закрадываются ли порой в душу сомнения в правильности избранного Вами пути?
— Наша бывшая мать-настоятельница, а ныне сестра Бенигна, всегда мне говорила и говорит до сих пор – уверенными мы можем быть лишь спустя два часа после смерти, тогда мы уже знаем, что останемся в ордене, потому что в иных обстоятельствах нельзя быть абсолютно в этом уверенной. Как только вы будете совершенно уверены в себе и в том, что стопроцентно в монастыре выдержите, это сигнал о том, что с вами что-то не совсем в порядке. Потому что если бы у нас была полная уверенность уже здесь, наша вера была бы напрасной, да?
Родители сестры Магдалены разводились дважды: первый раз, когда перворожденной дочери было пять лет, и это уже тогда было для Магдалены, то есть, тогда еще Веры, очень ощутимо – она чувствовала, что над семьей нависла угроза.
— Родители потом помирились, результатом чего стало рождение моей сестры, после этого они вновь собрались разводиться, и …. опять родилась еще одна моя сестра. В конце концов, мама начала гулять «на стороне», а я должна была заботиться о маленьком ребенке. Эта забота как таковая мне бы не мешала, но я, в принципе, стала всецело замещать мать. Поняла я это, однако, лишь в возрасте 12-13 лет, чувствуя, что я уже не в состоянии одновременно учиться и быть сестре матерью.
— И именно в тот период изменились Ваши отношения с матерью?
— Тогда возникли разногласия между мною и матерью. Они обострились и вследствие того, что на поверхность всплыли ее уходы из дома, начался продолжительный судебный процесс, который неимоверно затянулся, последнее заседание суда проходило примерно лет семь назад. Уже когда я была в монастыре, мне еще раз пришлось присутствовать на судебном разбирательстве. Несмотря на то, что я воспитывала свою сестру с самого раннего возраста, мать заявила в суде, что я не способна о ней позаботиться, и она не позволит мне видеться с сестрой. Она сказала — я ручаюсь за то, что в твоей метрике будет вычеркнуто то, что я твоя мать.
Это было весной того года, когда Магдалена готовилась к сдаче выпускных экзаменов на зрелость. В результате психической травмы состояние девушки было таковым, что отец решил увезти ее из дома к бабушке и дедушке.
— Выпускные экзамены я еще сдала, но у бабушки с дедушкой мне тоже было плохо, я оказалась в роли заложницы семейного конфликта, который и здесь бумерангом настигал меня. Я поступила в Аграрный университет на пражском Сухдоле, однако проучилась там всего лишь год – мои мысли были в другом месте, я чувствовала, что мое внутреннее обращение, которое началось уже задолго до этого, в этот момент достигло пика, и все в этот момент сошлось в одну точку.
— А кто-нибудь из семьи присутствовал в день Вашего ритуала прошения прощения перед вступлением в монастырь, который предваряет обряд облачения в монашеское одеяние – может быть, отец?
— Да, он единственный приехал. Одобрила мое вступление в монастырь и мать — она думала, что я это делаю назло отцу, но мать в ритуале участия не принимала. Отец мое решение принял, хотя и с тяжелым сердцем, так как он надеялся со временем передать мне большое предприятие с тем, что я продолжу семейную традицию. Тем не менее, отец сказал мне — надеюсь, что ты с этого пути не сойдешь, раз его выбрала, но если, говорит, окажется, что ты ошиблась, то ты, конечно, можешь прийти за мной».
— Наметились ли какие-либо сдвиги в отношении с матерью за это время, что Вы в монастыре?
— Если и есть сдвиги, то только в худшую сторону. Я уже даже рада, когда она мне не пишет и не звонит, потому что если она отзывается, то это хуже не бывает. Вот, что она мне написала к моему дню рождения: «28 лет назад я испортила себе жизнь. Всего хорошего». Точка. Больше она ни о чем со мной не хочет говорить. Так что моя семья — здесь, в монастыре, а еще одна семья — в школе, где я работаю, коллеги меня очень поддерживают.
В этом году сестра Магдалена надеется закончить Теологический университет в Праге. Не чужды духу молодой монахини и занятия спортом — уже длительное время преподавательница из Девичьей католической средней школы также дружит с баскетболом — в домонашеское время она даже была участницей республиканских состязаний по баскетболу — и с удовольствием играет в него с девушками – правда, сейчас из-за болезни мяч пришлось отложить. И по длинным коридорам монастыря, экономя время, сестра Магдалена предпочитает ездить на самокате — благо, настоятельница не возражает. Находится у молодой елизаветинки и время для детективных романов и других занятий – к слову, двоюродная сестра Магдалены является автором ряда детективных романов.
— Мне нравится читать различные детективы или книги о Второй мировой войне, Холокосте, о сожженных фашистами чешских Лидицах или, особенно в последнее время, об изобразительном искусстве – появляется столько новинок! Настоятельница уже пугается, что мне еще в голову придет – иногда у нас в коридоре такая вонь и сизый туман стоит, когда я принимаюсь делать восковые свечи. А иногда я отдыхаю так, что сяду перекусить к телевизору. Я также люблю поделки из бумаги, оригами, например, складываю и учу этому наших девушек, а сейчас вот вырезаю 50 рождественских открыток для нашей школы.
Сестра Магдалена еще выкраивает время, чтобы посещать пациентов в больнице при монастыре, а в предрождественское и рождественское время также сыграть им на флейте.
— А иногда просто так сижу и ничего не делаю, во мне как бы завершается то, что происходило в школе — это в тех случаях, когда выпадает трудный день. В школе некогда особо анализировать, повели ли вы себя правильно или нет, только потом я это обдумываю. И в большинстве случаев наши сестры уже такие моменты угадывают и, если только в этом не возникает острой необходимости, даже не обращаются ко мне — они знают, что мне необходимо этот «фильм» до конца прокрутить.
— Чехия в целом, в отличие, например, от традиционно католической Польши или достаточно набожной Словакии не благоволит к религии – как реагируют на Ваше монашеское одеяние, например, люди на улице или ученицы католической школы, учрежденной Пражским архиепископством, которые — я поясню нашим слушателям — часто вовсе не являются верующими, так как это не является обязательным условием принятия в данную школу?
— Реагируют очень по-разному и иногда нарочито подчеркнуто. Те, например, с первых курсов, которые настроены антирелигиозно, провоцируют: бросаются друг в дружку ручками или Библией – это довольно часто происходит и меня уже не удивляет.
— И как Вы реагируете на это?
— А никак – вижу, как летит Библия, как падает, и я не поднимаю ее и не призываю провинившуюся таким образом студентку ее поднять. Когда она видит, что я на это не реагирую, она больше этого не делает, так как ей не удалось меня спровоцировать на что-то, чего она, видимо, от меня ожидала. Случаются такие парадоксы: на первом курсе мы с некоторыми воюем, на втором, после которого большинство из них заканчивает учебу, они мне пишут: В Бога не верю, но вы показали мне к нему путь. Или случались такие ситуации – мы играли со студентками в баскетбол, одна из них вела себя просто ужасно по отношению к другим, и я решила ее проучить. Я не дала ей никакого шанса забросить мяч в корзину и обыграла ее.
— Ваши отношения позже сложились?
— В конце второго курса она написала мне: «Люди говорят — Господь с вами, а я говорю — баскетбол с вами, сестра». Ну, просто супер, что еще тут добавить — такое, конечно, порадует. Обратных реакций много. Мои студентки особенно начинают волноваться, когда я больна. Я попала в больницу — пошла лавина писем, и электронных в том числе, куча вопросов — как у Вас дела, как Вы себя чувствуете? Они уже теперь видят, когда я особенно уставшая, и ведут себя вполне достойно, у них сейчас уже, наверное, нет причин для того, чтобы меня еще доконывать в такой ситуации.
— А на улице люди имеют обыкновение реагировать на Ваш монашеский вид?
— Как кто — некоторые перекрестятся, некоторые в нашу сторону плюнут, это у нас далеко не редкость, на что наша сестра Бенигна, например, реагирует словами: «Негигиенично это», а некоторые нас в спешке видимо, путают с трубочистами и по старой традиции хватаются за пуговицу. А иногда мы куда-нибудь отправляемся с сестрой Конзолатой, присядем друг против друга на скамейки, и люди начнут, как сумасшедшие, между нами бегать туда сюда — есть такое поверье, что это приносит счастье. Они, правда, спрашивают у нас позволения – можно, мы между вами пройдем?
— И что Вы им на это?
— Я всегда отвечаю им – бегайте себе на здоровье! А они спрашивают – а Вы сами в такую примету не верите? Говорю – нет, в это я не верю. А некоторые остановятся, спросят про что-нибудь. Иных же удивляет, когда они видят, что в трамвае сидит себе монахиня дa слушает MP3-плеер – я так учусь. Монахиня — и с наушниками, поражаются они, а меня эта их реакция уже не удивляет.
Учится или готовится к урокам в школе сестра Магдалена не только в трамвае — одно из любимейших ее мест, как оказалось, посередине второй скамьи в часовне монастыря — поначалу настоятельница сердилась, что Магдалена почти превратила эту скамью в парту, однако позже ей это разрешила. Принесло ли Магдалене ее преподавание в школе, помимо чувства удовлетворенности, и какой-то специфический опыт?
— Школа меня многому научила. Во многих случаях я не сумела бы реагировать так, как я на людях реагирую сегодня. Вот, например – еду в трамвае, за мной присаживаются двое парней – то ли пьяные, то ли наркоманы, а я как раз читала книгу о наркозависимых, меня это тогда эта тема интересовала. Один из них говорит — ну дела, монашка сидит, небось Библию свою зубрит, я оборачиваюсь и говорю – это не моя Библия, а, может быть, твоя. А он — ну и что же Вы там читаете? Видит, это книга Memento — ну Вы даете, восклицает, это же моя любимая книжка! А я ему на это – вот видишь!
А он спрашивает — так Вы, видать, на наркотики подсели, а я ему – да нет, просто хочу быть осведомленной. Парень все никак не угомонится — небось, все монашенки должны быть девственницами? А я ему прямо и отвечаю – нет, не должны. Да Вы знаете вообще, — парень все не оставляет меня в покое, что такое секс? Я ему и говорю — да, знаю, нормальная человеческая потребность. И только тогда они оба утихли и больше меня не трогали. Думаю, что так реагировать меня научила именно школа,
признается сестра Магдалена, которая в настоящее время также пишет бакалаврскую работу на тему «История конвента сестер елизаветинок на территории Чешкой Республики».