Владимир Баскаков – президент Российской Ассоциации телесно ориентированных психотерапевтов, психолог и основоположник метода танатотерапии – лечением смертью. В Праге он планирует открыть реабилитационный центр для пожилых людей, часто проводит здесь семинары и ворк-шопы по вопросу танатотерапии и отношения к человеческому телу.
Владимир Баскаков — Расскажите нам, что такое танатотерапия, и чему она в первую очередь служит.
— Ну, само слово состоит из двух частей. Танатос – это бог смерти, кстати, очень интересная персона из пантеона богов. Не очень его боги любят, наверное, потому, что он – один из самых честных. И отсюда как раз очень интересная традиция покрывать голову у палачей. У кого-то может возникнуть теория, что это – чтобы скрыть лицо, чтобы быть неузнанным…
— Я так и думала…
— Нет. Это очень почетная профессия и очень выгодная. По-моему, треть капитала отходила палачу от того, кому эта процедура была предназначена. Ремесло надежное, профессия передавалась из поколения в поколение. Все знали, кто палач, где он живет. А традиция скрывания лица – это дань Танатосу, потому что он безразличен к тому, к кому он обращается. Если помните известные картины Брейгеля, Босха, где смерть изображается на коне, с косой. Эта смерть безразлична ко всем, и все в ужасе бегут от нее. И короли, и шуты, а она так спокойно делает свою работу. Тоже интересно, что в разных культурах смерть имеет различный пол. В славянской культуре смерть – она, у немцев это он – der Todd. Характеристики, которыми обладает умирающий в романо-германской культуре – это вот умереть в бою, быть мужественным, сильным. Ну, кто будет в нашей русской культуре сражаться с этой дамой? Скорее это – принятие, открытость… Совершенно полярные характеристики. С терапией все еще запутаннее. У слова «therapy» есть три значения. На первом месте находится «забота», на втором месте – «уход», и третье значение – это «лечение. А посмотрите, как плотно этот термин оккупировала медицина… Соединяются две части этого слова, появляется особая область. Это спецназ в медицине. Дальше появляется фигура Танатоса – установление контакта с процессом смерти и умирания. Танатотерапия – это страшно парадоксальная область. Самый известный парадокс – каждый знает, что умрет, но никто не верит. Отсюда появляется удивительные стадии умирания Лизбет Кюблерос. Если помните, есть такая дама, американка, она уже умерла, которая придумала пять стадий умирания. Это не обязательно стадии рака или чего-то еще. Мы все находимся в этих пяти стадиях. Первая стадия – это игнорирование смерти. Мы всей в ней находимся. Мы живем так, как будто живем вечно… Помните, у того самого Мюнгхаузена. До момента, пока мы не начинаем осознавать, что мы все умирающие. Большинство живущих находятся в вялотекущем процессе умирания. Есть особая стадия – терминальная. Человек сопротивляется этой мысли, этому знанию… Почему? Потому что попробуйте голой рукой взяться за обжигающую сковородку. Вы отдернете руку. Человек, который касается темы умирания, он сразу же с ней разрывает контакт. Другой вопрос – а зачем ее трогать эту тему, если мы так ее избегаем? На него тоже есть ответ – попробуйте дышать только вдохами. Я засеку время вот сейчас и посмотрю, сколько вы будете жить только вдохами. Без выдохов. А процесс выдоха – это как раз из оперы умирания. Если пользоваться китайской концепцией, это иньский компонент, это ночь, это холод, это смерть. Поэтому – зачем нам нужна смерть? Чтобы жить. Это вещи — взаимосвязанные. Не может монета существовать только из аверса – без реверса. Нельзя дышать только вдохами или только выдохами. И здесь появляется другая очень важная проблема. Это утеря особой культуры. У нас до революции существовала целая культура, которая так и называлась — «культура правильной смерти». Она была правильная, потому что была легкая. Люди тогда умирали очень легко. И, кстати, смерть свою предчувствовали задолго до своей кончины. Ну, помните фильм «Остров»? Там же он не только заказывает этот ящик, он его к конкретному дню заказывает… Приглашали всех близких, присутствовали все, включая маленьких детей. Они присутствовали при этом, чтобы видеть, как легко может человек умереть. Сейчас уже практически такой смерти не осталось. Культура утеряна. А раньше человек жил в естественных ритмах. У нас есть день, есть ночь, есть холод, есть тепло. У нас же весь мир сейчас искусственный, вы знаете об этом – искусственное отопление, искусственное освещение… Поэтому человек потерял контакт с так называемой сезонностью. И поэтому — начав делать вдох, мы вдруг избегаем того, чтобы сделать выдох. Вот мы и вернулись к тому, с чего мы начали.
— Ваша главная задача – отучить людей бояться смерти?
— Все не так просто. Есть страх физиологический, он позитивен. Физиологию страха смерти нужно оставлять, потому что если его не будет, вы сейчас выйдете на улицу, и первая же машина будет ваша. Но если появляется проблема страха смерти, придуманный страх, который держит человека за горло, он в каждом подъезде видит убийцу, смотрит криминальные новости… В современной культуре очень много страха смерти, его стало гораздо больше, чем раньше. И вообще сейчас смерти стало гораздо больше, чем раньше. Все фильмы – о смерти, все книжки – о смерти. Почему же сейчас ее так много? Вот наш известный русский актер и режиссер Ролан Быков, давая характеристику нашей цивилизации, назвал ее «шизофренизацией». Очень много сейчас энергии идет в голову, мир виртуализируется, а раз так, значит появляется персона, которая нам позволяет ощутить себя живыми. Отсюда так много этой смерти. Моя задача – увлекать этой территорией. Вот та смерть, которую мы видим по телевизору, это не настоящая смерть. Это то, что Бодриар называл – «симулякр». Имитация. А настоящую смерть вы никогда не увидите по телевизору. Наложен запрет на показ настоящей смерти. Потому что это очень сильно действует. Недостаток живой смерти компенсируется избытком этих симулякров.
— А что значит – живая смерть, по-вашему?
— Вы никогда не увидите, как человека убивают, — по телевизору. Вы же не увидели, как повесили Саддама Хусейна… Единственный раз в нашей истории это показали. Когда заработали шариатские суды в Чечне, вот этих пятерых несчастных поставили у забора, расстреляли и показали на весь мир. И все возмутились! Все сказали: «Вы чего. С ума сошли? Нельзя такое показывать». Смерть нельзя показывать. И в этом как раз и притягательность смерти, она очень сильно активизирует нас. Мы себя ощущаем живыми в тех местах, где смерть присутствует. Например, авария. Господи, кошмар, кровь, мозги на асфальте. И все бегут смотреть. Стоят и смотрят. Зачем? Это работает особый механизм, который называется катарсис. Помните древнегреческий театарсис? Там же было всего два актера – злодей и герой. Зрители присоединялись к позитивному персонажу (а не как сейчас, в основном — к злодею). Потом в этом театрасе всегда злодей убивал позитивного персонажа. И зрители в ужасе вскакивали с мест, потому что их душа присоединялась к герою, а в момент, когда его убивали, душа зрителя в смятении возвращалась в тело зрителя. Именно вот этот маршрут движения души и называется катарсис – очищение. Живой! Я — живой. Они – мертвые, а я живой.
Мы продолжим разговор с Владимиром Баскаковым в одной из ближайших рубрик, и вы узнаете о тайных пражских местах, посвященных теме смерти.