Чехия и Моравия. Для уха иностранца в этих двух названиях нет ничего необычного, и далеко не каждый уловит в этом разделении какой-то подвох. Между тем, для жителей современной Чешской Республики это обособление имеет корни куда более глубокие, нежели просто территориальное деление. В нашей рубрике «Исторические прогулки» мы посмотрим, как обособление этих земель проходило с 19 столетия.
Небольшой экскурс в историю нам сообщит, что современная Чешская Республика состоит из областей Богемия, Моравия и Силезия. Современным границам Богемии уже более 1000 лет. Кстати, «Богемия» — это официальное название области Чехия как части Габсбургской империи в период с 1526 по 1918 годы. Моравия – восточная часть Чешской Республики, это историческая территория расселения племени моравов. К концу 8 века на территории сегодняшней юго-восточной Моравии и западной Словакии возникло государство Великая Моравия, достигшее своего расцвета к 9 веку. В 907 году оно пало под натиском мадьяр, и моравские земли перешли к Чехии. Если проследить территориальные и уставные отношения Чехии и Моравии на протяжении веков, становится очевидно, что того «родства», какое имеется между ними сегодня в рамках Чешской Республики, пожалуй, ранее не бывало. Возможно, именно отсюда, из искусственного их объединения и растет антагонизм, ярко ощутимый на примере противостояния Праги и Брно.
«До 1918 года, когда как Чешское королевство, так и Моравское маркграфство были частью Австро-Венгерской монархии, эти отношения были независимыми. Брно было связано, скорее, с Веной, а в направлении Праги это были отношения двух равноправных партнеров, двух столиц земель Чешской короны. В 19 веке там уже начали формироваться новые отношения, которые в прошлом не существовали. Например, когда в Праге в 1882 году появился чешский университет, с конца 80-х годов 19 века чешская молодежь из Брно и Моравии стала ездить учиться больше в Прагу, чем в Вену», — рассказывает историк Иржи Пернес из Института современной истории Академии наук ЧР.
В 19 веке отношения между Прагой и Брно приобретают новый оттенок. Появляется новый общий знаменатель – национальное движение. До сих пор это были отношения между двумя землями – Чехией и Моравией. Внезапно появляется движение национального возрождения – чешского национального возрождения, — и мораване начинают больше тяготеть к Праге, как к главному центру чешского народа и его идей. Тем не менее, мораване чувствовали гордость за свой народ и обособляли себя от иных областей, каковой являлась и Богемия.
«После 1848 года у Моравии были все предпосылки, чтобы стать современным народом швейцарского типа. В особенности в 50-х годах 19 века, прежде всего, под влиянием католической церкви начинают формироваться предпосылки для формирования такого народа. Тем не менее, в 60-е годы 19 века пришли две конкурирующие программы. Одна – великогерманская, другая – чешская», — рассказывает историк Иржи Билы из Университета имени Палацкого в Оломоуце.
Можно сказать, что у славянского населения Моравии принципиальную роль сыграла боязнь немцев, пангерманского движения. Подсознательно они ощущали поддержку и защиту от более богатых, образованных и решительно настроенных немцев у славянских братьев, говорящих с ними на одном языке. Так славянский этнос, живущий в Моравии начал все более отождествлять себя с мыслью «чехости». Во второй половине 19 века это приводит к тому, что те, чьи предки считали себя этническими мораванами, стали чехами.
«Чешско-немецкий антагонизм играл свою роль, но чешский национализм предложил более привлекательную программу, чем мог бы предложить моравский местный патриотизм. Хотя многие пражане могли бы сказать: «Когда мораване боялись немцев, они примкнули к нам. Как только этот вопрос решился, они уже заявляют, что мы их притесняем». Не думаю, что мораване, избавившись от немцев, повернулись бы против Праги», — рассуждает историк Милан Ржепа из брненского филиала Исторического института Академии наук ЧР.
Конкуренция между двумя столицами – чешской Прагой и моравской Брно, определенно, существует не только на уровне соперничества между двумя крупнейшими городами страны. Тому, чтобы между ними создалось напряжение, способствовали и определенные исторические обстоятельства.
«Когда в 1918 году мораване решили присоединиться к Чехословацкой Республике, им были выданы все гарантии, что областная администрация будет по-прежнему существовать, и Моравия останется в новом государстве неприкосновенной. Но в 1920 году был принят закон об упразднении краевых управлений и введении жупных, то есть окружных управлений, который стал действовать с 1 января 1923 года. Несмотря на то, что он действовал в Словакии, он распространялся и здесь. Уже в 1920 году пражская администрация запретила вывешивать красно-желтые моравские флаги. Ликвидация моравского областного самоуправления началась в 1920 году и продолжается по сей день. Это зашло так далеко, что Моравия перестала существовать. Как говорил поэт Скацел, это страна, которая есть, и которой нет. Она есть только в прогнозе погоды и больше нигде», — подытоживает историк Иржи Пернес.
Между тем, исторически на территории Моравии проживал довольно высокий процент немецкоговорящего населения. Например, Брно был сильно германизированным городом уже во времена Австро-Венгрии. Лишь после переворота в 1918 году было основано Большое Брно, которое сегодня представляет собой историческое ядро города, к нему были присоединены остальные, преимущественно чешские населенные пункты – сегодняшние предместья или районы. Городская репрезентация, которая до Первой Мировой войны стояла во главе города, делала все, чтобы немецкий характер Брно был сохранен. После основания Чехословацкой Республики ситуация изменилась, но до 1939 года в моравской столице проживало сильное и весьма многочисленное немецкое меньшинство.
«В отношении формирования «чешско-немецкости» Моравия вела себя по-иному, нежели Чехия. В Чехии немецкое населения концентрировалось преимущественно в пограничных областях, в то время как в Моравии оно проникало во все регионы. Брно был немецким городом. Помимо прочего, это стало причиной того, что брненские немцы считали своим центром Вену, а не Прагу. Этот сильный немецкий элемент в Брно вел к тому, что для ряда жителей Брно был характерен брненский патриотизм, при котором главной составляющей их общественной идентичности было «брненство». В литературе встречаются примеры, что человек не считал себя ни немцем, ни чехом, но «брняком». Высокий процент немецкого населения играл значительную роль в формировании этой специфической формы коллективного сознания», — подчеркивает историк Милан Ржепа.
Из истории 19 и, в особенности 20 века, становится очевидно, что при малейшей возможности, наступавшей с изменением политической ситуации, мораване всегда стремились вернуть своей родине хотя бы символическое значение и отделить себя от остальных земель.
«Моравия никогда не была такой централизованной, как Чехия. Всегда выделялись отдельные регионы – Словацко, Валашско и так далее. Это сильнейшее осознание специфичности места, в котором мы живем, или откуда мы родом, сильнее, чем в чешских регионах. Я считаю это самым сильным моментом и современного моравского патриотизма, который является комплементарным с частичными региональными вариантами патриотизма», — заключает историк Милан Ржепа.
Исследования, проведенные профессором Фрлецом в 1990-х годах показали, что мораванами считало себя 96% опрошенных в данном регионе людей. В определении идентичности играли роль как моравская национальность, так и чувство региональной гордости.